Ошибки наших звезд[любительский перевод] - Джон Грин

Зазвонил мой телефон.

— Кто это? — спросила мама даже до того, как я посмотрела на экран.

— Не знаю, — сказала я. Конечно, это был Гас.

— Ты дома? — спросил он.

— Эээ, нет, — сказала я.

— Это был вопрос с подвохом. Я уже знал ответ, потому что в данный момент я нахожусь возле твоего дома.

— Ох. Эээ… Ну, я думаю, мы скоро будем.

— Супер. Скоро увидимся.

Август Уотерс сидел на ступеньках у входа, когда мы подъехали к дому. Он держал в руках букет ярко-оранжевых, только-только начинающих распускаться тюльпанов, и был одет в футболку Индиана Пэйсерс[26] под флисовой рубашкой, что было совершенно не в его стиле, хотя и хорошо смотрелось. Он с толчом поднял себя со ступеньки, протянул мне тюльпаны и спросил: «Не хочешь поехать на пикник?». Я кивнула и взяла цветы.

Папа вышел из-за моей спины и пожал руку Гаса.

— Это футболка Рика Смитса[27]? — спросил папа.

— Без всякого сомнения.

— Боже, мне так нравился этот парень, — сказал папа, и они двое немедленно ушли с головой в разговор о баскетболе, который я не могла (и не хотела) поддержать, так что я занесла тюльпаны в дом.

— Хочешь, я поставлю их в вазу? — спросила мама с широкой улыбкой на лице.

— Нет, все нормально, — сказала я ей. Если мы поставим их в вазу в гостиной, это будут общие цветы. Я же хотела, чтобы они были моими.

Я пошла в комнату, но не стала переодеваться. Я причесалась, почистила зубы, нанесла немного блеска на губы и как можно меньше духов на шею. Я все смотрела на цветы. Они были агрессивно оранжевыми, практически слишком оранжевыми, чтобы быть красивыми. У меня не было ничего вроде вазы, так что я вытащила зубную шетку из стаканчика, наполнила его водой наполовину и оставила цветы прямо в моей ванной.

Когда я вернулась обратно в комнату, до меня донесся разговор, так что я присела на край кровати и прислушалась через тонкую дверь спальни.

Папа: «Так ты встретил Хейзел в Группе поддержки?»

Август: «Да, сэр. У вас чудесный дом. Мне нравятся ваши картины».

Мама: «Спасибо, Август».

Папа: «Значит, ты и сам перенес рак?»

Август: «Точно. Я отрезал свою приятельницу не из чистейшего, без всяких примесей, удовольствия, хотя это и является идеальной стратегией для потери веса. Ноги все-таки тяжелые!»

Папа: «И как сейчас твое здоровье?»

Август: «НПР уже четырнадцать месяцев».

Мама: «Это замечательно. Возможности медицины в наше время, они просто выдающиеся».

Август: «Я знаю. Мне повезло».

Папа: «Ты должен понимать, Август, что Хейзел больна, и будет таковой до конца своей жизни. Она захочет остаться с тобой, но ее легкие…»

В этот момент я появилась, заставив его замолчать.

— Так куда вы едете? — спросила мама. Август встал и склонился к ее уху, чтобы прошептать ответ, а затем приложил палец к губам.

— Шшш, — сказал он ей. — Это секрет.

Мама улыбнулась

— У тебя с собой телефон? — спросила она меня. Я покрутила им перед ней в качестве доказательства, наклонила тележку с кислородом на передние колеса и пошла. Август протолкнулся вперед, чтобы предложить мне руку, и я оперлась на нее. Мои пальцы обернулись вокруг его бицепсов.

К сожалению, он настоял на том, чтобы вести машину, чтобы сюрприз остался сюрпризом. Пока мы, постоянно вздрагивая, направлялись к месту назначения, я сказала:

— Ты просто влюбил в себя мою маму.

— Ага, а твой папа — фанат Смитса, что очень помогло. Ты думаешь, я понравился им?

— Конечно. Хотя, кому какая разница? Они просто родители.

— Они твои родители, — сказал он, смотря на меня. — К тому же, мне нравится, когда я кому-то нравлюсь. Это ненормально?

— Ну, тебе не нужно бежать вперед меня, чтобы придержать дверь, или душить меня комплиментами, ты и без того мне нравишься. — Он ударил по тормозам, и меня бросило вперед достаточно сильно, чтобы мое дыхание в этот момент стало странноватым и тугим. Я подумала о ПЭТ. Не беспокойся. Беспокойство бессмысленно. Я все равно нервничала.

Мы сожгли немного резины, с ревом отъезжая от знака «СТОП» перед тем, как повернуть налево, к абсолютно неадекватно названной смотровой площадке Грандвью (там, как мне кажется, открывается вид на поле для гольфа, но ничего грандиозного). Единственным местом в этом направлении, о котором я смогла вспомнить, было кладбище. Август дотянулся рукой до приборной панели, чтобы взять полную пачку сигарет. Он с щелчком открыл ее и взял оттуда одну.

— Ты когда-нибудь выбрасываешь их? — спросила я.

— Одно из преимуществ не-курения — то, что пачки сигарет хватает навсегда, — ответил он. — У меня эта примерно с год. Некоторые из них сломаны возле фильтра, но я думаю, что до восемнадцати с ней дотяну свободно. — Он подержал сигарету между пальцами, потом засунул в рот. — Ну ладно, — сказал он. — Назови мне что-нибудь, чего ты никогда не увидишь в Индианаполисе.

— Эээ… худых взрослых? — сказала я.

Он рассмеялся.

— Класс. Продолжай.

— Ммм, пляжи. Семейные рестораны. Разнообразие рельефа.

— Отличные примеры того, чего нам не достает. А еще, ты забыла культуру.

— Да уж, нам немного не хватает культуры, — сказала я, наконец понимая, куда он меня везет. — Мы едем в музей?

— В каком-то роде.

— Ааа, так мы едем в тот парк или типа того?

Гас выглядел немного уязвленным.

— Да, мы едем в тот парк или типа того, — сказал он. — Ты догадалась?

— Эээ, догадалась о чем?

— Не о чем.

За музеем находился парк, где куча художников сделала большие скульптуры. Я слышала об этом месте, но ни разу не была здесь. Мы проехали мимо музея и припарковались прямо рядом с баскетбольным полем, которое пересекали огромные красные и синие стальные арки, изображающие путь подскакивающего мяча.

Мы спустились с того, что в Индианаполисе называют холмом, на поляну, где дети лазали по скульптуре в виде огромного скелета. Каждая из костей доходила мне до талии, а бедренная кость в длину была больше моего роста. Все это выглядело, как детский рисунок скелета, поднимающийся из земли.

У меня болело плечо. Я беспокоилась, что рак вышел за пределы моих легких. Я представила, как опухоль образует метастазы в моих собственных костях, буря дыры в моем скелете, словно извивающийся угорь с коварными намерениями.

— Клевые кости, — сказал Август. — Автор — Юп Ван Лисхаут.

— Звучит, будто голландец.

— А он и есть, — сказал Гас. — Как и Рик Смитс. И тюльпаны. — Гас остановился посередине поляны, прямо напротив костей, и спустил рюкзак с одного плеча, потом с другого. Он открыл его и предъявил моему взору оранжевое покрывало, бутылку апельсинового сока и пару сендвичей со срезанной коркой, завернутых в пленку.

— К чему весь этот оранжевый? — спросила я, до сих пор не позволяя себе думать, что все это приведет к Амстердаму.

— Национальный цвет Нидерландов, конечно же. Ты же знаешь Вильгельма Оранского[28] и всех остальных?

— Его не было на выпускном экзамене. — Я улыбалась, стараясь сдержать волнение.

— Сендвич? — спросил он.

— Позволь, я угадаю, — сказала я.

— Голландский сыр. И помидоры. Помидоры из Мексики. Извини.

— Ты вечно меня разочаровываешь, Август. Ты что, не мог хотя бы найти оранжевые помидоры?

Он рассмеялся, и мы молча ели сендвичи, смотря, как дети играют на скульптуре. Я просто не могла спросить его, так что я просто сидела, окруженная Голландностью, чувствуя себя неловко и на что-то надеясь.

Недалеко от нас, купаясь в безукоризненном солнечном свете, таком редком и драгоценном в нашем городе, толпа детей превратила скелет в игровую площадку, прыгая взад и вперед среди этих протезов.

— Есть две вещи, которые мне нравятся в этой скульптуре, — сказал Август. Он держал незажженную сигарету между пальцев, щелкая по ней, будто хотел стряхнуть пепел. Затем он вставил ее обратно в рот. — Во-первых, кости достаточно далеко друг от друга, настолько, что, если ты ребенок, ты просто не можешь сопротивляться порыву перепрыгивать через них. Ты просто обязан допрыгать от грудной клетки до черепа. И это означает, что, во-вторых, скульптура, по существу дела, заставляет детей играть на костях. Испытывать удачу. Символические отголоски бесконечны, Хейзел Грейс.

— Ты и вправду так любишь символы, — сказала я, надеясь вновь направить разговор в русло огромного количества символов Голландии на нашем пикнике.

— Точно, насчет этого. Ты, наверное, удивляешься, почему ты ешь ужасный сендвич с сыром, запивая его апельсиновым соком, и почему на мне футболка голландца, который занимался отвратительным мне видом спорта.